На этот раз я провалила попытку уволиться.
Вот так всегда: ты работаешь и тебя не замечают, собираешься уйти - хватаются за тебя дрожащими руками. Когда я зашивалась на работе, когда чуть до нервного срыва не доработалась, где были вы все? А сегодня спохватились: ах, ох, кто же нам теперь часы вычитывать будет! А как ездили на мне, как унижали, обвиняли во всем подряд заслуженно и нет. А теперь, значит, я должна войдя в положение и жертвуя собой на вас работать? А не пошли бы вы все...
И именно сегодня особенно остро почувствовала, что для них совершенно неважно кто ты и что, они не видят в тебе человека, не видят твоего лица, твоей индивидуальности, им нужно только, чтобы ты дырку закрывал в расписании, только и всего. Ах, да! Чуть не забыла: чтоб на тебя ещё можно было что-нибудь свалить. А потом она видите ли обижается, что я к ним не хожу и с ними не общаюсь. Да куда ж нам, смертным-то, до вас?
Вот так всегда: ты работаешь и тебя не замечают, собираешься уйти - хватаются за тебя дрожащими руками. Когда я зашивалась на работе, когда чуть до нервного срыва не доработалась, где были вы все? А сегодня спохватились: ах, ох, кто же нам теперь часы вычитывать будет! А как ездили на мне, как унижали, обвиняли во всем подряд заслуженно и нет. А теперь, значит, я должна войдя в положение и жертвуя собой на вас работать? А не пошли бы вы все...
И именно сегодня особенно остро почувствовала, что для них совершенно неважно кто ты и что, они не видят в тебе человека, не видят твоего лица, твоей индивидуальности, им нужно только, чтобы ты дырку закрывал в расписании, только и всего. Ах, да! Чуть не забыла: чтоб на тебя ещё можно было что-нибудь свалить. А потом она видите ли обижается, что я к ним не хожу и с ними не общаюсь. Да куда ж нам, смертным-то, до вас?